Флик служил при Гитлере в гестапо. Когда шли бои на Зееловских высотах, можно было убраться на запад, но он, боясь расстрела, грузил архивы, участвовал в уничтожении заключенных в застенках. А потом русские так стремительно окружили Берлин, что выбраться из него можно было только на самолете. Флик не имел в своем распоряжении самолета. До прихода западных армий в Берлин он скрывался, ежедневно меняя место жительства, боясь, как бы его не опознали. Потом, когда образовалась Западная зона, стал появляться на улице. Здесь его встретил Шварц и предложил работать в лагере для перемещенных лиц.
— А на меня ваши новые союзники, — Флик показал на шею, — не наденут галстук?
— У тех, кому ты будешь служить, — никогда! — усмехнулся Шварц.
Так Флик попал в комендатуру лагеря. Жилось неплохо. Но в лагере становилось все меньше и меньше народу. Последнее время особенно участились отправки перемещенных. Оставались только те, которыми интересовалось бюро по найму рабочей силы на улице Бисмарка, 8. Флик давно догадался, чем занимается Шварц. Он знал, что этого русского — Тропинина — сперва задерживали потому, что он был взят в каком-то городе в особо секретном гестаповском застенке, потом из-за того, что не могли узнать причины заключения его туда. За каждым шагом Тропинина следили, к нему подсылали агентов. На вопрос, за что он сидел в застенке, Тропинин отвечал коротко: «За побег из концлагеря». Он дважды пытался бежать из лагеря, но неотступно следовавшие за ним агенты проваливали побеги. Он требовал, чтобы его освободили. Пытался передавать записки на волю, но все они попадали к Шварцу.
От Шварца Флик слышал, что Тропининым интересуется сам Крузе. По всем архивам гестапо велись розыски дела Тропинина. Но пока оно не было обнаружено.
Тропинину приносили в комнату все, что он хотел: газеты, журналы, книги. Выдавали добавочный паек, хотя он раздавал его детям или семейным. Время от времени его пытались ласково выспрашивать. Присутствие Крузе было обязательным. Глядя из-под черных, круто нависших над глазами бровей, Тропинин отвечал немногословно, а то и вовсе молчал. Как-то раз, выведенный из терпения, Крузе вспылил и начал кричать на русского. Насмешливо посмотрев на него, Тропинин спокойно ответил:
— Не сорвите голос, кричать нечем будет. А потом… не вы первый так кричите. У меня привычка — не обращать внимания на это.
После этого разговора Крузе приказал усилить надзор за русским. Шварц, посмеиваясь, рассказывал, что Крузе рвет и мечет от злости.
Флик покачал головой.
Русские? Сколько их, вот таких? Ему приходилось встречаться с ними на прежней работе в гестапо: слова не вытянешь. А допрашивали, бывало, и с огоньком. Все равно молчали. Попадались такие и немцы. Коммунисты. Точно такие же. Сейчас не хотел бы Флик встретиться хотя бы с одним из тех, кого он в то время допрашивал.
В комнату торопливо вошел Винер. Продолговатое лицо Курта было бледное, измученное, будто он перенес какое-то страшное потрясение.
— Что случилось, Курт? — забеспокоился Флик, подумав, что Курта, может быть, допрашивали и интересовались им, Фликом.
Винер устало опустился на свое место, тихо попросил:
— Господин помощник коменданта, я прошу извинить меня за опоздание. Я отработаю пропущенное время. Я очень прошу…
Флик удивленно разглядывал Курта. Он обратил внимание на его старенький солдатский френч, на разбитые сапоги.
— Что это за маскарад? — улыбнулся он.
— У меня больше ничего не осталось.
— Как?!
— Сегодня ночью бандиты совершили налет на мою квартиру и забрали все вещи.
— Когда? Как это произошло? Расскажите подробно.
— Ночью. Взломали дверь. Связали меня, жену, дочурку… — И Курт подробно рассказал о ночном налете на его квартиру.
Винер только одно утаил, в чем даже себе боялся признаться. В главаре бандитов он узнал служащего из конторы Шварца. Он был в полумаске, но когда рылся в ящиках стола, свет падал ему в лицо, и Курт разглядел черную родинку в крутой ложбинке посреди подбородка. Курт так хорошо запомнил ее в ту пору, когда сдавал заполненные анкеты в конторе на улице Бисмарка, 8! Проверяя записи, служащий бюро тогда гладил эту родинку указательным пальцем левой руки, и Курту казалось, что если служащий неосторожным движением причинит себе боль, все пропало: у него испортится настроение, и Курт останется без работы. Ему тогда даже хотелось отвести руку служащего от его же подбородка… Сегодня ночью, когда в руках бандита оказалась записная книжечка русского, он схватился левой рукой за подбородок и погладил черную родинку в крутой ложбинке. Ошибки быть не могло. Но как сказать господину Шварцу, что его служащий бандит? Это опорочит контору, и его, Курта, постараются, конечно, убрать. Остаться без работы, особенно сейчас, когда в квартире голо, было бы безрассудно. И Курт Винер не упомянул о служащем бюро.
— Надо заявить полиции, — предложил Флик, сочувствуя опечаленному Курту.
— Вы думаете, поможет?
— Возможно. Я попытаюсь попросить коменданта. — И Флик быстро вышел.
Вскоре он вернулся. А через час им позвонили из полиции.
— Господин Винер, можете забрать свои вещи.
Курт радостно улыбнулся, спросил:
— Все целы?
— Этого мы не знаем. Проверите сами.
— А грабители? — испуганно спросил Курт. — Арестованы?
— Бандиты скрылись в Восточной зоне.
— Большое вам спасибо! — Курт осторожно положил трубку, поднялся. — Господин Флик, разрешите идти получить? Я скоро. Мне так не терпится узнать, все ли цело.