— Наймет, — охотно согласился Федор и спросил: — Много сгорело пастбищ?
— Не меньше тысячи гектаров, — недовольно ответил Дубов.
Федор переменил разговор.
— Что нового в Бугровом? — спросил он.
— Заложили кинотеатр. Рыбаки на капроновые сети перешли…
— Слыхал я от кубанских рыбаков, что капроновые — уловистее и крепче… Кто приехал, переселился?
— Нет, все по-старому. Сейчас, как всегда, наплыв мастеровых да охотников.
— Охотникам — самый сезон. Дичь, поди, валом валит? А что, Афанасий Ильич, не присмотреть ли стаю дудаков? Приедете? — спросил капитана Федор.
— Присмотри, приеду, — согласился Дубов.
Захаров удивленно посмотрел на него, усмехнулся про себя: «После такого пожара?» А капитан продолжал:
— Обязательно — выберусь с ружьишком дроф погонять. Они сейчас спокойные, непуганные… Мы с дедом Михеем приедем.
— С тем мы добудем дроф, — улыбнулся Федор. — Знатный охотник!.. Как он поживает?
— От Прохора ушел на ферму, чабаном. Говорит, не могу вместе жить. Он его за молчанку раскольником стал звать. Ленька подрос, с дедом дружит — водой не разольешь.
— Скажи пожалуйста, так и не меняется Зуйков. Знавал я его и до войны. Парень как парень был, — сказал Федор. — Нельзя сказать, чтобы из боевых, но ничего…
— Да он и сейчас ничего, — тихо сказал Захаров. — Работает, не пьет, не скандалит. Одна беда: живет нелюдимо, как бирюк…
— Ну, счастливо располагаться, Федор Яковлевич, — закончил разговор Дубов. — Ты здесь старый житель, порядки знаешь. За сеном присматривайте, осень очень сухая.
— Завтра все скирды объеду, — пообещал Федор. — Где плохо опахали стога, заново с плугом пройдемся.
— Вот и добро, — Дубов посмотрел на стоящего недалеко молодого помощника чабана, подумал: «Впервые пришел на зимовку, ишь, любуется нашими степями». Садясь в машину, попрощался:
— Бывай здоров, Яковлевич!
— Всего доброго, — ответил Федор.
Старший лейтенант Захаров сел за руль. Машина побежала мимо колодца. Дубов оглянулся, посмотрел на чабана около отары, сказал:
— Пришел в степь еще один настоящий хозяин…
Глядя на степь, Дубов не прятал восхищенной улыбки — он любил эти равнины. Сколько бывал он здесь, и каждый раз просторы раскидывались перед ним новыми красками. Часто он с удивлением наблюдал, как иногда после двухнедельного снегопада пастбища остаются черными от высоких трав. Только в самые пуржистые зимы, когда целый месяц изо дня в день сыпятся сверху белые хлопья снега и воет ветер, покрываются сугробами степные просторы, и тогда становятся они белыми и безлюдными. Многочисленные отары чабаны загодя угнали к фермам.
Но недолго лежит заснеженной степь. Угомонится северный ветер, повеет с Каспия теплом, проглянет солнце, и незаметно истают снега. Опять под ветром шумит высокий аржанец, вздрагивает жесткий чернобыл, тянет горьковатым запахом от седой полыни, а на буграх и взгорках от влаги перестает быть хрупкой сурепка. Снова из края в край лежат черные от трав степи. Редко видят эти необозримые просторы белыми — вот и назвал их народ Черными Землями.
Весной, кажется, солнце еще как следует не пригревало, еще редкий степной житель на солнцепеке видел подснежник, а сочные зеленя уже пошли в рост.
В начале мая вся степь вдруг станет желтой-желтой от зацветшей сурепки, а в конце — поседеет от «суслиного хвоста», как называют здесь невысокую густую траву, выкидывающую колос, похожий на хвост суслика. В пору буйного цветения перекати-поля степь вблизи — ярко-голубая, вдали — бледно-голубая. Побелеет от жаркого солнца сурепка, отцветет перекати-поле, уже поднимется в полный рост полынь, и снова седеют неоглядные просторы. Незаметно созреют колосья чернобашечника, и необъятные дали словно прикроются тенью.
С весны до поздней осени на Черных Землях стрекочут косилки. Трактористы, возчики, шофера — безвыездно на покосе. Стога сена вырастают сперва у ферм, потом все дальше и дальше в степи.
Все черноземельские дороги сходятся у артезианских колодцев. Здесь же строятся фермы — капитальные, с домами для чабанов, хранилищами для зимних запасов; в конце лета появляются представители колхозов, чтобы подготовить зимовье для чабанов и отар; приходят колонны машин с лесом, кирпичом, красками, гвоздями. Стекаются на Черные Земли на сезонные работы плотники, столяры, печники, каменщики — строить, ремонтировать, готовить помещения к зиме.
Дубов увидел ферму Максима Вавилова, повернулся к Захарову.
— Застанем Максима?
— На ферме? — уточнил Захаров. — Нет. Он где-нибудь на участке с отарой.
Машина взбежала на небольшой взгорок и остановилась. Навстречу никто не вышел.
— Будем его искать? — спросил Захаров.
— Да. Надо уточнить с пожаром. Пастбищ гектаров с тысячу сгорело… — Дубов помолчал. — Не верится мне, чтобы загорелось от молнии. Не от скирды началось. Чья-то халатность — костер не затушили…
После свирепого шторма на Каспии дул свежий ветер. Море еле перекатывало волны. Солнце пригревало.
Парусная лодка плыла мимо прибрежных камней белого городка Избербаша, что вольно расположился у самых морских бурунов. Из-за борта в носовом отсеке торчали концы стволов ружей. Около мачты, привалившись к ней, полулежал, закинув ногу за ногу, круглолицый средних лет мужчина с трубкой в зубах.
— Зарос, борода чешется, — потрогав щетину на круглом подбородке, сказал он, обращаясь к рулевому.