— Есть такие чащобы, что не проберешься, — опять возразил Алексеев.
— Да и это правда, — добродушно согласился Тимофей. Он завозился на камыше. — Выловим и… сразу на зорьку! Год ждал, а тут эта сволота все перепутала! Здесь что за сон? Отодвинешься от костра — зуб на зуб от холода не попадает, придвинешься близко — одежина начинает тлеть. Попался бы он скорее, отпуск кончается!
Дед Михей молча слушал разговор, потом сказал:
— Хорош ты парень, Тимофей, да в таком деле, как у нас сейчас, про сон надо забыть. Особенно ночью… Проворонить можно… Ну, я пойду. Ленька, небось, заждался. Передайте об Антоне, — и он бесшумно скрылся в темноте.
— Надо идти, — Алексеев сбросил с плеча на руки двустволку, посоветовал: — Ты бы, Тимофей, отошел немного от костра. Видать тебя кто знает откуда, а тебе из-за огня ничего не видно.
— У меня слух заячий, — засмеялся Тимофей и тряхнул кудрями. — Думается мне, что он затаился, как мышь, зари ждет. К рассвету поснут, мол, все, вот он и проскользнет.
— Скоро подойдут еще люди, — тихо напомнил Алексеев.
— Вот и дал бы я сейчас команду — всем спать! А на заре — через метр друг от друга людей поставил бы, — сказал Тимофей, оставшись один у костра.
Алексеев, стараясь идти бесшумно, направился к костру охотников, расположенных ближе к Бугровому.
Еще был слышен шорох шагов Алексеева, как вдруг позади Тимофея блеснул нож, и тот упал навзничь. Ударивший схватил сумки с продуктами, котелок и ружье Тимофея, скользнул в темноту и налетел на снопы камыша, заготовленного впрок. Камыш громко захрустел у него под ногами.
Алексеев, понесший невеселую весть о том, что нашелся Антон, резко обернулся. Около костра никого не было.
— Ну и Тимоша, — сказал Алексеев. — Вечно, как медведь, возится, опять на снопы залез, — и все же довольный тем, что Тимофей наконец-то послушался его совета и отошел от костра, бесшумно зашатал дальше. — Молодо — зелено, по-своему хочется сделать.
Вернувшись на остров, дед Михей подробно рассказал Леньке обо всем, что делается в степи.
— Поймал, значит, дядя Максим диверсанта. Раненый и связал?
— Связал. Сам без памяти рядом. Крови много потерял.
— Вот это он… сильный! — восхитился Ленька. — Дедушка, второй прорвется в заросли? — Ленька вдруг тронул деда за руку. — Деда, пойдем и мы туда, нас больше будет!
— А может он змеей проползет и явится сюда? Тогда как?
— Да ты же сам, деда, говоришь, что не должен.
— Не должен… Да ведь жизнь, она, Ленька, разная. Раз на раз не приходится. Бандит матерый!.. Ну, Лень, ты поспи, я посижу, послушаю. Покараулю. Что-то сержант задержался.
Ленька пододвинулся поближе к деду и улегся.
— Страшно? — тихо спросил дед Михей.
— Его, — прошептал Ленька и показал в сторону мертвого Антона.
Когда огни костров скрылись позади и вокруг встал непролазный камыш, Кондаков вдруг опустился на землю и тотчас заснул. Короткий сон освежил его. Он поел из котелка каши, переложил хлеб в одну сумку и стал раздумывать, что делать дальше.
Он ясно понимал, что сегодня ему случайно удалось вывернуться. Если бы Тимофей вел себя осторожнее, вряд ли бы случилось так. Теперь надо переждать неделю, может, две — пока прекратятся поиски. Завтра они вышлют поисковый самолет, надо пробираться на какой-нибудь остров. Если бы на свой!.. Но там дед и еще… Ленька. Двое? Даже одного такого деда не проведешь. Ведь этот старик привел по их следу Захарова к дороге, а разве он, Кондаков, не путал следы?.. Можно пробраться на другой остров. Но, вспомнив подслушанный им разговор у костра, он отказался и от этого. Подумав, нашел то, что могло спасти его сейчас.
Кондаков быстро встал и зашагал в темноте, как зверь, чуя тропы. Он продвигался бесшумно — долгие годы диверсий выработали у него эту привычку. Забирался в самые густые камышовые крепи, но когда поднимал голову, видел на небе яркие звезды и пробирался дальше — залечь здесь было негде, его обнаружат с самолета. Он спешил. Перед самым рассветом услышал идущих к лежкам диких свиней. Пропустил мимо себя поохивающих животных и тихо пошел за ними по тропе.
«Только бы не спугнуть, только бы дойти до их лежек», — думал он, еле переставляя ноги.
Наконец свиньи все разом заохали, захрюкали, задрались.
Обрадованный Кондаков, не разбирая дороги и уже не боясь громкого хруста камыша под ногами, в открытую двинулся вперед. Тотчас в стаде предостерегающе охнул кабан. Возня и драка в стаде разом прекратились. Кабан, грозно взревев, кинулся к Кондакову. Тот продолжал спокойно идти. Кабан не добежал до него несколько метров, остановился и шумно втянул воздух. Почуяв запах человека, испуганно, как малый подсвинок, охнул, развернулся и кинулся прочь. За ним бросились остальные.
Через несколько минут Кондаков, улыбаясь, стоял на большой поляне. Посреди нее высились кучи камыша — это были лежбища диких свиней. Высотою метра до полутора, с мягким, теплым и глубоким ложем из перемятого камыша, а иногда и застланные травой. Кондаков снял сумку и ружье. Потом нарезал ножом длинных, в палец толщиной камышинок, настлал их толстым слоем поперек самого большого лежбища и попробовал крепость получившегося перекрытия. Затем он отыскал небольшую лежку. Осторожно, чтобы не разрушить, перенес ее на только что сделанную им кровлю. Получилось, если смотреть сверху, обычное свиное лежбище. Сбоку оно было непомерно высоким, но это ничуть не смутило Кондакова.