Синий луч - Страница 8

— Свободные границы их страны, концессии на нефть, золото. Поиски новых месторождений с правом свободной эксплуатации.

— Не разрешат. Не согласятся они.

— Голод промышленности, господин Шварц, подскажет им сделать это… Идут же на это французы и англичане? Пойдут и русские. Когда умолкли пушки, мы решаем, что делать!

— Нет… русские решают все по-своему.

— Хм… — насмешливо улыбнулся Крузе. — Здорово они вас нашарахали. Правда, наша компания от этого не в убытке, тем более, если учесть, что русские примут наши условия… — Он помолчал. — Кстати, знаете что? Книжка русского завтра будет у вас. Вернете ее Винеру.

— Слушаюсь! Но в ней всё-таки может быть что-нибудь полезное?

— Это посмотрим мы… сами.

— Слушаюсь!

Шварц вышел.

Крузе нажал кнопку. Из боковой двери быстро вошел человек. Крузе подал ему записную книжку русского, сказал:

— Возьмите. Перефотографируйте. Размножьте отпечатки и выдайте всем отделам, пусть просмотрят и доложат.

— Слушаюсь!

Глава третья

Курт Винер три месяца работал переводчиком в лагере для перемещенных лиц. Рано утром он приходил в помещение комендатуры. Потом являлся помощник коменданта. Ровно в десять часов начинался прием жителей лагеря.

Комната, где происходил опрос, была просторной и богато обставленной. Вошедшего приглашали присесть в мягкое кресло или на диван. Предлагали почитать газеты, просмотреть журналы, изданные специально для перемещенных лиц. Потом беседовали. Ответов здесь не записывали — на столе перед помощником коменданта не было даже листка бумаги. Курту не приходилось вторично встречать в лагере людей, изъявивших желание вернуться в Россию или выбравших местожительство за границей. Ему казалось, что все они покинули лагерь. Он представлял, как многие из них уже встретились с семьями, а другие обосновались где-то на новом месте.

Но как-то Винер зашел в комнату, где производился опрос, раньше обычного. В ней никого не было. Он полистал журналы. С больших страниц на него смотрели изможденные лица, провалившиеся в орбитах глаза голодно блестели, а одеянием этим людям служила страшная рвань.

«Неужели это правда? — вновь подумал Курт. — Неужели русские так обращаются с вернувшимися на Родину?»

Он вспомнил, что писали фронтовые немецкие газеты о пленных у русских и как он жил в плену, и ему не верилось, что так поступают в России с перемещенными лицами. Ведь даже с эсэсовцами, которые жгли и терроризировали мирное население, русские обращались хорошо и, только выявив преступление, отдавали их под суд. А сейчас возвращались свои, угнанные силой оружия… Как же так? Ведь это фотографии? И под ними фамилии людей, когда-то бывших в этом лагере и уехавших в Россию?..

Курт, тяжело вздохнув, закрыл журнал. Доставая из кармана сигареты, он уронил мундштук. Тот, ударившись о пол, закатился за кресло в углу, на котором иногда сидел Крузе. Винер нагнулся и, не обнаружив мундштука, отодвинул кресло. За ним оказалась небольшая дверка в стене. Курт, быстро оглянувшись, раскрыл дверку. В большой нише стоял магнитофон.

«Так вот почему мы не ведем записей! — вдруг догадался Курт. — Все записывается на пленку».

Торопливо поставив кресло на место, Курт поспешно вышел на крыльцо. Облегченно вздохнув, радуясь, что его никто не застал около магнитофона, он посмотрел на окружающее его уже другими глазами.

Для чего лагерь обнесен этой высокой железной сеткой? Для чего по загнутым вовнутрь концам трубчатых стоек протянута колючая проволока? Почему лагерь охраняется полицией? Почему живущие здесь люди не могут свободно ходить по Берлину?

Курт сошел с крыльца и медленно зашагал по чисто подметенной дорожке мимо бараков. Выкрашенные в зеленый цвет, похожие один на другой, они растянулись ровными рядами на большой территории. Дойдя до просторной площадки, посреди которой высилась трибуна, Курт остановился. Сюда же спешили жители лагеря. Шли все — и молодые, и пожилые, и совсем старые мужчины и женщины, подходили подростки, бежали дети. Вскоре собралась большая толпа. Привалившись спиной к дереву, Курт стал внимательно наблюдать за происходящим.

«Как же так получается, — подумал он, — столько людей изъявили желание вернуться в Россию, а в лагере народа ничуть не уменьшилось? Новые приходят? Откуда? Остальные лагери за Эльбой. Не везут же всех сюда, чтобы узнать их желание?..»

Из ближайшего барака вышел высокий бородатый старик. Увидев его, Курт вздрогнул. Как так? Ведь месяц назад он переводил ответы этого старика помощнику коменданта Флику. Да, Курт хорошо помнит его. Старик назвался мастером-сталеваром. Да, Флик обещал немедленно отправить его в Восточную зону. Почему же он здесь?.. Курт шагнул наперерез старику и, загораживая дорогу, спросил:

— Послушайте, господин… я не помню вашей фамилии, но почему вы до сих пор в лагере?

Старик пристально посмотрел на Курта; признав в нем переводчика, нахмурился. Потом, обойдя его, спросил:

— А где же мне быть?

— Вы хотели уехать в Россию. Вы передумали?

Старик еще пристальнее посмотрел на Курта. Тот растерянно и как-то обиженно улыбнулся.

— Мне отсюда можно уехать, — старик поднял большую руку, — только туда! — махнул на запад и тотчас замешался в толпе.

Курт тревожно шагнул за ним и почти столкнулся с коренастым, суровым, седым русским. Он, видимо, внимательно слушал разговор Курта со стариком. Курт, поискав взглядом старика и не найдя его, отошел к дереву.