Так, разговаривая с внуком, дед Михей дошел до далекой косы. Она выдавалась узкой полоской далеко в море.
— Умеет место выбрать. Засидка замаскирована — рядом не видать, — улыбнулся дед Михей, остановившись около скрадка. — Добычливый охотник. Сколько следов в разные стороны — это он за сбитой птицей ходил. И не бегал за подранками, насмерть валил. Что я тебе, Ленька, говорил, ведь совсем не жаден охотник: с добычей медленно в скрадок возвращался. Что, пострел, теперь ты, поди, и сам все это видишь, о чем дед рассказывает? Молчишь? — дед Михей осмотрелся, вытер лицо рукавом ватной, залатанной разноцветными лоскутками фуфайки. — Место здесь пролетное. Гусям лень облетать косу, они прямо через заросли мчатся. Поздновато, а то и мы гуська бы добыли. — Старик широко раскинул руки, загреб к себе осоку, подмял ее под колени, навалился всем телом, и осока плотной постелью закрыла сырой песок. Отдохнуть хоть на сухом, — сказал дед Михей, усаживаясь на подмятую осоку.
Леньке не сиделось на месте. Он отошел в сторонку, стал наблюдать за взморьем. Дед Михей задумался. Часто он, уходя на охоту, шутя говорил родным: «Если сам не приду домой, то поминайте добром. В наших крепях человека искать, что иголку в сене». Возможно, так обернулось с Антоном? Хороший мужик был. Воину отломал на передовой. Как начнет рассказывать, страсть господня, что вытерпел, в каких перепалках был. Ты смотри, и с воздуха его не нашли? А самолет день летал. Уехал он в море или в Кизляр.
Ленька решил осмотреть скрадок охотника. В нем было просторно и обзор замечательный! Во все стороны видно. Ленька взял туго связанный снопик и вылез из скрадка. Старик протянул руку, хотел положить снопик и пригласить внука посидеть, потом, передумав, провел рукой по усам, сказал:
— А ну-ка, следопыт, расскажи по нему, — дед Михей похлопал по искусно скрученному перевяслу, — что за охотник вязал его?
Ленька внимательно принялся рассматривать. Дед Михей, лукаво улыбаясь, терпеливо ожидал ответа.
— Охотник связал его, чтобы подкладывать под колени. Тогда здесь побольше воды было, — уверенно сказал Ленька и осекся, не зная, что сказать дальше.
— Хитер, следопыт. Доложил, что вода мокрая, а сазан — рыба! Это я и без тебя знаю.
— Дело было не сегодня, осока пожелтела.
— Это уже лучше! — одобрил дед Михей. — Ты вот сюда взгляни. Видишь, охотник без ножа был. Заторопился, подумал, что проспал зарю, часов у него нет, проверить не по чему, — ну и ударился бегом на охоту. Смотри, смотри лучше. Осока не срезана, а сорвана.
— На стану нож забыл, да? — восхищенно улыбнулся Ленька, удивляясь, как же он сам не догадался об этом: все было так просто.
— На стану? — дед Михей так глянул на Леньку, что тот испугался — не сказал ли он чего-нибудь нехорошего. — Ленька! Антон тоже забыл ножик на стану! — дед быстро вскочил и побежал к видневшемуся недалеко песчаному перекату. Там он опустился на колени. — Он! Его след! Вот она латка на подметке около каблука. Это он проколол, когда мы с ним недавно ездили на дудаков. Он у меня на ферме ее клеил! Пошли!
Дед Михей так бежал по следу, что Ленька еле успевал. По следам Антона они перебрели через болото и вышли на песчаный берег острова.
— Смотри, Лень, он идет по чужим следам. Чего бы это, а? Неужели решил на чей-то стан заглянуть? Не таков он, чтобы без дела быть непрошеным гостем… Перебегает?.. Крадется? — дед Михей настороженно оглянулся по сторонам: — Пополз! Почему он ползет?
На влажной полуболотистой земле было хорошо видно, как полз Антон. Впереди в выемке заблестела вода, просвечиваясь сквозь густую осоку. На ней тихо покрякивали утки. И вдруг следы исчезли. Кулига осоки и рядом кусты невысокого камышка были смяты дикими свиньями. Они, словно разъярившись, перепахали огромную площадь, вывернув большие комья земли, перетолочили в грязь просянку-траву.
Оставив Леньку на месте, дед Михей быстро пошел от него, описывая спираль. Вот он резко остановился, вытер лоб малахаем и, не надевая его, пошел прямо от Леньки. Через несколько шагов он быстро присел, словно прячась. Потом, глядя на чащобы острова, выпрямился, поманил рукой Леньку. Тот бегом кинулся к нему.
— Что, деда? — тревожно спросил Ленька.
Вместо ответа дед Михей схватил Леньку за плечи и придавливая его к земле, лег сам.
— Видно, плохи дела Антона, — прошептал он. — Кто-то сперва босиком крался к нему, потом по своим следам в сапогах прошел. Шел и все сапог вдавливал, чтобы следа босой ноги не было видно! Надо сюда немедленно старшего лейтенанта!
— Я… пойду, — глаза у Леньки вспыхнули, в зрачках забился испуг, что дед не отпустит его, не поверит, что он может сделать все так, как необходимо. — Деда, я пойду!..
Старик задумался. Что, если лихие люди еще на острове? Такие не посчитаются с мальчуганом… Они могли следить за ними из чащоб, могли видеть, что дед с Ленькой напали на след.
— Деда, я пошел, — твердо сказал Ленька, кладя ружье.
— Без ружья не смей!
— С ним тяжело, — Ленька шмыгнул по зарослям, выметнулся на песчаный берег и зигзагами помчался к болоту.
— Молодец! — прошептал дед Михей, следя за внуком.
Ленька благополучно перебрался через болото, скрылся на противоположной стороне в зарослях. Дед Михей переполз на другое место и стал наблюдать за ивовыми чащами, стараясь понять — есть ли кто там?
На опушке появилась сорока. Она уселась на самую верхнюю ветку и закачалась на ней, поблескивая на солнце белыми боками. Потом прыгнула ниже, закрутила головой, что-то заинтересованно рассматривая, и задрав длинный хвост, недовольно застрекотала. Из чащи вышла огненно-рыжая лиса. Приподняла черноносую мордочку, вздрогнула, посмотрела на трескунью-сороку и без опаски двинулась краем ивовых зарослей. Сорока полетела за ней, потом, круто повернув, убралась в глубь острова. Зверь спокойно брел по опушке, изредка останавливаясь, быстро копал лапками землю, фыркал носом, тряс головой и опять спокойно продолжал путь. Где-то звонко затурчали юрки, задзинькали синицы. Желтые чижи прилетели на опушку и, перепархивая с ветки на ветку, безбоязненно слетели на землю, затихли. Дед Михей спокойно поднялся и пошел к ивовым чащам — зверь и птицы подсказали ему, что людей там не было.