Осмотрев кусты и ничего не обнаружив в них, старый охотник пошел вокруг острова. Еще издали он увидел строчку следов, уходящих в болото. Подойдя к ним, остановился. Опять два следа, один больше другого. Они вытянулись к болоту, к Камышевым крепям, за которыми раскинулись неоглядные Черные Земли. Дед Михец, вернулся туда, где все было взрыто свиньями, посмотрел в сторону, куда ушел Ленька. Повернулся и пошел к забитым сушняком чащам. Синица беспокойно пискнула, потом громко и тревожно закричала. На ее крик прилетела сорока и часто застрекотала. Продравшись сквозь кусты, старик вышел на поляну. Посреди нее серел неширокий круг золы. Дед Михей оглянулся и ясно увидел небольшое болотце, рядом с ним — развороченную свиньями глыбастую площадь, куда дополз Антон, слева — заметную на песке тропу, оставленную им и Ленькой. Он насмешливо покачал седой головой, осуждающе усмехнулся. Из зарослей их было видно как на ладони.
— А я, старый дурень, пригнулся, когда напал на след босиком, — вслух проговорил он и устало опустился на землю. — Погиб Антон. Напал на браконьеров, хотел задержать и не сумел… Сунули его, бедолагу, в болото. — Грустный взгляд старика упал на неширокий круг золы, потом на задымленное дерево, на какой-то клочок бумажки. Он протянул руку, достал маленький обрывок газеты. Обгорелые черные края захрустели. На сохранившейся середине обрывка серой накипью засохла мыльная пена с черными волосами. «Выходит, брились», — невесело подумал дед Михей, видя перед глазами только одного Антона. Держа в руке обгорелый кусочек газеты, он приподнялся, посмотрел за болото.
Там из зарослей высунулась тревожная фигурка Леньки. Показалась и скрылась. Вновь показалась. Дед Михей вышел из кустов. К нему напрямик через болото направились трое.
— Сержант вернулся из поселка, — прошептал дед Михей.
Когда все подошли к нему, он протянул клочок газеты старшему лейтенанту, тихо сказал:
— Браконьерам поперек дороги встал наш Антон, убрали его. Вот все, что оставили после себя.
Захаров осторожно взял, расчистил сохранившуюся часть газеты, пробежал глазами текст.
— Бакинская! То же самое число! — он пристально посмотрел на опечаленного старика, на Леньку, как-то на глазах возмужавшего за эти тревожные часы, подозвал сержанта: — Останетесь здесь. Ведите себя очень осторожно. Наблюдайте. А мы, — он повернулся к деду Михею и Леньке, — пойдем по их следам!
Гуськом они перешли болото и углубились в крепь. Высокий почерневший от старости камыш стоял непролазной стеной. Каким-то особым чутьем вел дед Михей по следам.
— Бывалые зверюки, такой крепи не боятся, — негодующе шептал он. — И вроде собираются вернуться на остров, дорогу метят. — Он указывал на будто нечаянно заломленные камышинки, на пучки перьев. — Идут налегке… Дичь Антонову тянут, вот перо с колпика. Ишь, сволота!
На выходе из зарослей дед Михей несколько раз терял следы. Старший лейтенант торопил.
— Путают, сволочи! — ругался дед Михей. — Ну, не на такого напали!
Они пришли к дороге.
— Ждали машину. Садятся в кузов, — словно по книге читал дед Михей. — Все. Поехали в Бугровой. Эх, Владимир, — обратился он к старшему лейтенанту, — отсюда бы надо начинать поиски. Теперь вы здесь четыре раза на мотоцикле проехали, потом на машине, попробуй разберись, на какой они машине уехали? Это не в камышах.
— Попробуем, Михей Васильевич, — сказал Захаров и присел около дороги. Потом прошел несколько шагов вперед и вновь присел. — Правый внутренний скат без протектора и посередине лопнул… Так? Да. — Он повозился с ФЭДом, изучающе посмотрел на своих спутников. Отозвал деда Михея.
— Вам придется возвратиться на остров. Можно с Ленькой… Это, Михей Васильевич, не браконьеры, как вы думаете… Это — диверсанты! Передайте сержанту: если они появятся — взять живыми. Если нельзя, то… И берегите себя. Лене скажите об этом на острове.
Лейтенанта Кондрашова хорошо приняли на первом артезианском колодце. Он не отказался от вкусного ужина. Поговорив кое с кем у водопоя, мимоходом спросил у гостеприимного помощника чабана, отдыхавшего в домике у колодца, о плотниках: одном — высоком, другом — небольшого роста. Покурив на воздухе, лег спать.
Кондрашов вышел из домика поздним утром. Из колодца выплескивалась мощная струя воды. Заполняя длинные ряды корыт, она стекала через края в котловину, образуя небольшое водохранилище. Около колодца стояли машины с цистернами, подводы с бочками. Кто-то подъехал на рессорке и принялся поить серого в темных яблоках рысака. Всадник спешился и, запыленный в долгой дороге, разминал ноги, ожидая, когда остынет конь.
— Бойкое место, — процедил Кондрашов и вдруг, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, медленно обернулся.
Чуть в стороне, с топором на плече, стоял высокий, худой, широкоскулый плотник. И хотя Кондрашов знал, что именно таким встретит он здесь брата Андрея, и заранее готовился к этому, он все же вздрогнул от неожиданности.
В лейтенанте Кондаков узнал своего младшего брата, хотел подойти к нему, но, увидев, как у того заходили желваки около скул, усилием воли заставил себя повернуться и направиться к ферме. «Что я ему скажу? — думал он, чувствуя, как непослушны ему ноги. — Почему я здесь? Он знает, что я в Иране. Я знаю: его с моей помощью завербовали. А если он опомнился?..» Позади шумно вздохнул лейтенант. «Выдаст!» — решил Кондаков и, справившись с волнением, прибавил шаг. «Ну нет, живым я не дамся, — подумал он, опуская руку в карман. Пощупав пистолет, быстро вытащил из кармана портсигар. — Спокойно! — приказал он мысленно себе. — Не трусить! Скорее в ферму, там вдвоем мы его скрутим, пикнуть не дадим. — Сзади послышались торопливые шаги. — Нет, не успею! А, черт возьми, как глупо!» — Кондаков сцепил зубы, чтобы не закричать от охватившей его злости.